Никита Фиолетов.

 

ДЫЛДА.

1. МАРТИН ЭВАНС, ДЖУЗЕППЕ МАРЧЕЛИНО И СЕМЕН СЕРГЕЕВИЧ ВОСКОБОЙНИКОВ.

Очень трудно начинать историю, если не знаешь даже имени главного героя. Можно, конечно, подойти, спросить: мол, меня зовут Никита Фиолетов, а вы, извините, кто? Наш герой тут же заподозрит неладное, назовет какое-нибудь вымышленное имя, а в доказательство еще и фальшивый паспорт предъявит (у него дома огромная куча поддельных документов). Семен Сергеевич Воскобойников, Джузеппе Марчелино, Мартин Эванс – выбирайте, что нравится.

Мне лично нравится Джузеппе, хотя Мартин Эванс тоже неплохо, да и Семен Сергеевич хорошее имя – ничего особенного, но звучит приятно. Пожалуй, я буду пользоваться всеми этими именами по очереди. Вы только, пожалуйста, не путайтесь и имейте в виду, что речь всегда идет об одном и том же человеке.

Близкие знакомые Семена Сергеевича называют не иначе как Дылдой. Ума не приложу почему. Росту он среднего, если не сказать мелковат. Наверное, это прозвище приклеилось к нему еще в детстве. Он, возможно, был крупным ребенком. А может, Дылдой его зовут в насмешку. Хотя мне как-то не очень смешно.

Главное, что сам Джузеппе на это не обижается – привык за столько-то лет. Кстати, сколько ему лет в точности никому не известно. Даже ему самому. Дело в том, что в детстве его украли. Утащили прямо из колыбели, пока матушка пила чай с молоком  на кухне.

Однако с теми ворами он прожил недолго, приблизительно до тех пор, пока ему не надоело гулять во дворе и он впервые не вышел за ограду. Тогда его снова украли (подманили конфеткой) другие воры. Что поделаешь, видно, судьба такая.

Когда человек с пеленок видит перед собой одно воровство, то нечего удивляться, если рано или поздно он сам сделается вором. Очень хорошим вором. Только что же тут хорошего – быть вором? Нет, хорошим его не назовешь. Скажем так, Дылда был очень ловкий, может быть, самый ловкий на свете вор.

Он жил на окраине города в небольшом, но очень уютном железнодорожном вагончике, разумеется, ворованном. Вы себе представьте: ночь, вагон полон спящих пассажиров, стоянка всего две минуты… И ему этого хватило! Ловкие воры никому не выдают своих секретов. На все расспросы дружков-приятелей Мартин Эванс  только загадочно покрякивал да подкручивал накладные усы.

Мебель, книги, посуда, холодильник, - и все, что в нем – были ворованные. Жил Джузеппе ни богато, ни бедно. Он не был жадным и воровал ровно столько, сколько ему было нужно для нормального существования.

Чего он старался никогда не красть, так это денег. Они ему были не нужны. Ну, слушайте, украл бы он денег – что ему с ними делать? Идти в магазин, тратить? Но зачем вору расплачиваться за покупки, когда все, что ему понравится, он может просто украсть? Если он начнет платить продавцу деньги, какой же он тогда вор? Вот поэтому денег Джузеппе не воровал, а если они ему случайно попадались, он ужасно огорчался и старался поскорее от них избавиться. Подсовывал их прохожим в карманы, сбрасывал по ночам в ящики для газет – и все это незаметно, он ведь был очень ловким.

2. ШМЫГА.

Однажды, сидя за ворованным столом на ворованной табуретке и помешивая ворованный сахар в ворованном стакане ворованного чаю ворованной ложечкой (ложечки воровать проще всего, с этого обычно начинают), Мартин Эванс вдруг понял, что очень одинок. Тогда он решил завести кошку. «Завести» – читай – «украсть».

Два дня он присматривал подходящего, а на третью ночь украл котенка у одной пожилой дамы. Пожилая дама не очень расстроилась, когда не досчиталась утром маленькой черной кошечки. Всего у неё в доме жили четыре взрослых кошки, которые постоянно плодили котят, то по очереди, а то и все разом.

Семену Сергеевичу эта кошечка приглянулась сразу. Может быть, потому, что у нее на лапках были белые кончики (словно перчатки, чтобы не оставлять отпечатков), может, ее синие глаза ему понравились, а может, просто сердце подсказало. Характер у котенка был веселый и пронырливый. Через две недели он украл со стола кусок колбасы и ушмыгнул с ним под диван. «Ну и Шмыга! – воскликнул Семен Сергеевич, - увел колбасу прямо у меня из-под носа!»

И зажили они душа в душу – вор Дылда и кошка Шмыга, которая, конечно, тоже стала воровкой, потому что с тех пор, как у нее открылись глазки, она видела перед собой одно воровство.

3. ДЫРКИ.

Джузеппе лежал на ворованном диване и покуривал ворованную трубку, задрав в потолок ноги (свои – не ворованные).На них были ворованные носки синего цвета, на пятках ворованных носков были дырки, которые, пожалуй, тоже можно считать своими.

«Ну вот, опять пора новые носки воровать», - подумал Джузеппе и покрутил голой пяткой. Украсть носки никакого труда не составит, с этим справится и новичок, что уж говорить о человеке, которому по плечу железнодорожные вагоны. Воровство носков – дело скучное и занудное. Он вздохнул: никакой тебе романтики.

«А вот бы мне их кто-нибудь зашил, - размечтался Семен Сергеевич, - заштопал бы, что ли, залатал, починил… или как там у них это называется?»

Сам Семен Сергеевич шить не умел совсем – таланта не было. Когда-то, еще в молодости, он специально украл себе иголку, нитки и целых десять наперстков. Он надел по наперстку на каждый палец и стал вдевать нитку в иголку. За дело он принялся сразу после завтрака, просидел до самого обеда – ничего у него не вышло. Сгоряча он плюнул, сломал иголку, выбросил нитки, расшвырял по всему вагону наперстки… Они до сих пор там валяются в разных углах. Шмыга находит их и гоняет по всему вагончику, только шум стоит. Наверное, наперстки кажутся ей мышками или чем-то в этом роде.

«Эх, несчастный я человек, - подумал Мартин Эванс, - некому обо мне позаботиться. Вот была бы у меня мама (а еще лучше бабушка), уж она-то бы не допустила, чтобы ее сын (а тем более внук) жил с дырявыми пятками. Дылда представил себе, как в двух креслах-качалках сидят друг напротив друга его мама и бабушка, у каждой в руках по носку и иголке с ниткой. От такой красоты он аж прослезился.

-                      Я найду тебя, мама! Бабушка, и тебя я тоже найду! – он вскочил с дивана, у него  в голове уже созревал план будущих поисков.

4. КОНСПИРАЦИЯ.

Для начала Мартин Эванс решил записаться в библиотеку. Он взял с собой документы как раз на это самое имя, а чтобы выглядеть интеллигентно, почистил перед уходом зубы и ботинки (разными, конечно, щетками) и нацепил на нос ворованные очки. Их он стырил у своего приятеля-вора, вовсе не из-за плохого зрения, а просто так, ради шутки. А тот приятель, тоже ради шутки, стырил их у своего дедушки. А тот дедушка был такой старенький, что шуток уже не понимал, у него был склероз, и он решил, что, наверное, забыл где-то свои очки. А потом он забыл об очках, а совсем скоро забыл и о внуке – старенький дедушка.

Мартин Эванс шел медленно, неуверенной походкой. Дорога за стеклами очков расплывалась, деревья выглядели большими зелеными тучами, пожилые дамы – маленькими серыми тучками, а молодые девушки  - разноцветными облаками. Дылда шагал осторожно, стараясь не врезаться ни в одну тучку и не налететь ни на одно облачко.

О том, чтобы снять очки не могло быть и речи. «Надо – значит надо! Дело прежде всего!» – повторял про себя Дылда. Наконец он вошел в библиотеку.

-                      Здравствуйте, мне нужны старые газеты, - сказал Мартин Эванс и предъявил документ.

-                      Архивный отдел по коридору направо, - ответила девушка-облачко. Увидев, как любитель старых газет чуть-чуть не врезался в дверной косяк, она предложила проводить его прямо до места.

-                      Спасибо, барышня, дай вам бог здоровья, жениха богатого, - расчувствовался Дылда.

Получив толстенную подшивку газет, он сел за столик и включил лампу.

5. ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ.

Незаметно выглядывая из-под очков, Мартин Эванс убедился, что за ним нет слежки, тогда он все-таки снял очки и стал внимательно изучать газеты. Он искал объявления о пропаже детей.

-                      Любой нормальный родитель, не обнаружив на месте своего ребенка, сначала поищет его под кроватью, потом в шкафу, потом в коридоре, потом пробежится по огороду (если есть у него огород), а потом, конечно, даст объявление в газету, - так рассуждал Дылда.

Он не знал своего точного возраста, поэтому решил просмотреть все газеты, вышедшие 40-45 лет назад. Выяснилось, что в ту далекую пятилетку в городе пропало 14 детей. Джузеппе начал сверять особые приметы.

«Пропал ребенок с очень пухлыми щеками…»

-                      Не то, - замотал головой Дылда. Щек у него не было совсем. То есть, были, конечно, но такие худые и втянутые, что пухлыми их невозможно представить даже в детстве.

«Нос конопатый, волосы рыжие…» – это уже про другого.

-                      Ух ты! – вскрикнул Дылда и тут же оглянулся, но никто не обратил на него внимания. Он пригладил на затылке остатки своих рыжих волос.

«Глаза зеленые…»

-                      Всё сходится… - у Джузеппе задрожали руки.

«… была одета в красное платьице… в руках… кукла…»

-                      Вот тебе на!..- растерялся Джузеппе. – Это что ж такое? При чем тут кукла?

Сам он хорошо помнил, что в детстве точно был мальчиком и никаких кукол и красных платьев у него не было.

-                      Значит, это все-таки не я, - спокойно решил Мартин Эванс. Ему еще рано было терять надежду, перед ним лежало целых двенадцать непрочитанных объявлений.

Чтобы не было больше путаницы, он решил действовать методом исключения. Вначале он исключил всех девочек – сегодня они его не интересовали. Потом исключил мальчиков-блондинов, брюнетов и лысеньких. Потом он вернул одного лысенького обратно, потому что глаза у мальчишки были зеленые, а рыжие волосы могли вырасти и позже. Круг сужался. В итоге у него осталось всего два объявления:

1.                   Пропал мальчик, возраст 7 месяцев, волосы рыжие-кудрявые, глаза зеленые-хитрые, ручки цепкие-крепкие, характер тихий-спокойный. Гарантируется вознаграждение. Пожалуйста, верните, мама очень волнуется.

2.                   Пропал мальчик, возраст 5 месяцев, голова лысая-круглая, голос громкий-писклявый, глаза зеленые-грустные, характер нервный-обидчивый. Лучше верните, вы с ним замучаетесь.

Во втором объявлении про вознаграждение не было ни слова, может быть, поэтому, а может, по чему другому, только первое объявление нравилось Мартину куда больше.

-                      Какое-такое вознаграждение? – думал Дылда. – Интересно, оно с годами увеличилось или уменьшилось?

Из газет с этими объявлениями он скрутил две тоненькие трубочки и спрятал их – одну в правый, другую в левый рукав пиджака. Остальное он вернул библиотекарю и, забыв попрощаться и надеть очки, без всякой предосторожности рванул к себе домой.

Дома он рассказал обо всем Шмыге. Кошка слушала его внимательно, а потом обнюхала обе газеты.

-                      Думаешь, который из них я? – с волнением спросил Дылда.

Кошка вздохнула, вопрос был не из легких.

-                      Ничего, завтра мы это выясним, - пообещал он. Втайне, в душе, ему очень хотелось оказаться тем спокойным кучерявым мальчиком, у которого мама волнуется. Но он как взрослый человек допускал и другую возможность. Неважно, что голос противный и характер нервный, а важно, что родители все же дали объявление в газету – значит, они любят и ждут своего сына.

6. НОЧЬ.

Вечером Мартин Эванс долго не мог заснуть. У него перед глазами мелькали разные тучки, облака и пожелтевшие страницы старых газет. Во сне ему приснилась лысая девочка в красном платье, в руках она держала пухлощекую куклу с писклявым голосом, глаза и у девочки, и у куклы были грустные, но зеленые. Мартину снилось, что эта кукла и есть он сам, а глупая лысая девочка вот-вот его потеряет. Он хотел уцепиться пластмассовыми руками за её красное платье, но кукольные пальцы не гнулись, а торчали в разные стороны. Он хотел закричать, но вместо этого только беззвучно открывал рот. Он звал её: «Мама! Мама!» – но звук не шел. Он старался изо всех сил и наконец услышал противное писклявое «ма-а-а!»

Это кричала Шмыга. Она уже давно наблюдала, как мечется во сне ее хозяин. Воровской сон вообще беспокойный, потому что работа у них опасная, но сегодня она так испугалась, что решила на всякий случай пораньше разбудить Дылду.

Семен Сергеевич сел на кровати, потряс хорошенько головой, чтобы разогнать остатки кошмара.

-                      Шмыга, Шмыгочка, иди сюда, киса моя, - он погладил кошку, и нервы у него успокоились. Они позавтракали, привели себя в порядок и еще раз перечитали объявления. Вначале Семен Сергеевич решил отправиться по первому адресу.

-                      Там все-таки мама волнуется, поэтому я пойду сначала туда, - объяснил он кошке. Кошка не возражала.

7. ТОЛСТЫЙ ФИЛ.

Он шел пешком, ехал в автобусе, снова шел пешком, когда он остановился перед нужным ему домом, его охватила робость. С одной стороны, ему не терпелось поскорее найтись, а с другой – он боялся ошибиться. Конечно, у него был в кармане еще один адрес, но идти туда ему не очень хотелось.

Пока он так стоял, пытаясь взять себя в руки, из-за угла выехала полицейская машина. Мартин Эванс надвинул на нос шляпу, наклонился и стал делать вид, что завязывает шнурок. Он предпочитал не встречаться лишний раз с полицейскими. Ему пришлось и в самом деле развязать и завязать свои шнурки, он ждал, когда машина уедет. Но вместо этого она остановилась напротив и просигналила. Потом из машины вылез Толстый Фил (так называли этого полицейского дружки-приятели Семена Сергеевича). Толстый Фил был одним из тех, кого Дылда особенно недолюбливал. Он уже упек в тюрягу нескольких Дылдиных дружков и теперь охотился на самого Семена Сергеевича. Поговаривали, что у него просто нюх на преступников.

Толстый Фил посмотрел вокруг и втянул ноздрями воздух.

-                      Пирог с рыбой, - облизнувшись сказал он.

-                      На еду у тебя нюх получше, чем на преступников, - усмехнулся Джузеппе и пошел проверять второй адрес.

8. КОВРИК.

Дом, указанный во втором объявлении, показался ему странно знакомым. Он как будто уже бывал здесь. Джузеппе поднялся на крыльцо, позвонил в звонок и хотел было вытереть ноги, но… коврика не было. И тут он вспомнил все.

-                      Как же я мог забыть! – хлопнул себя по лбу Джузеппе. – Да ведь я и украл отсюда этот коврик, чтобы сделать теплую подстилку для Шмыги.

В первый раз за много-много лет Семену Сергеевичу стало неловко за свой поступок. Какое-то незнакомое чувство шевельнулось в его душе, он вдруг чего-то испугался и даже захотел убежать – так ему было не по себе. Но в это время из-за двери послышался женский голос:

 -  Кто там?

-                      Я п-п-по объявлению, - заикаясь ответил Дылда.

Дверь открылась, на пороге стоял мужчина, он был один, глаза у него были грустные и зеленые.

-                      Вы насчет коврика? – нервно спросил хозяин.

-                      Н-н-нет, - сказал Джузеппе и покраснел.

-                      Представляете… нет, вы себе представьте! Лежал, значит, коврик – ноги вытирать…  А теперь что? – рассказывая это, хозяин все время повышал свой и без того высокий голос. – Я дал объявление в газету. Только ведь они не вернут. Не вернут, нет? – с надеждой спросил лысый. Казалось, он вот-вот расплачется.

-                      Может, и вернут. Даже обязательно вернут, - постарался успокоить его Джузеппе, а про себя решил сегодня же ночью подложить коврик обратно, тем более, что Шмыга на нем все равно не спит, а спит где угодно, но не на коврике: в шкафу, на буфете, на подушке, а особенно часто в пододеяльнике…

Джузеппе достал газету с объявлением о пропаже ребенка и протянул ее лысому:

-                      Это ваше?

Лысый прочитал и сказал:

-Ах, вот оно что, - а потом недовольно добавил, - и чего вы от меня теперь хотите?

-                      Я хочу узнать, нашелся ли мальчик?

-                      Нашелся и очень быстро. Меня вернули еще до того, как вышел этот номер с объявлением. А в карман положили записку: «Ваш малыш так орет, что придется нам подыскать другого». Не понимаю, почему вы сейчас об этом вспомнили, я-то думал, что вы насчет коврика…

-                      Насчет коврика не беспокойтесь, я попытаюсь что-нибудь сделать, - сказал Мартин Эванс, поклонился и вышел.

Теперь у него не было сомнений в том, что он и есть тот самый другой мальчик, которого пришлось подыскать ворам. Теперь он не сомневался в том, что это возле дома его родителей пахло вкусным пирогом с рыбой. Теперь он знал, что он и есть тот замечательный кудрявый рыжий мальчик, и это о нем очень беспокоилась его дорогая мама. На душе у него посветлело, вот только… насчет коврика… остался неприятный осадок.

9. СЧАСТЛИВОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ.

Он снова приблизился к дому своих родителей. Теперь он решил действовать без промедления, пока какой-нибудь Толстый Фил опять не испортил его счастливое возвращение. Он позвонил, дверь открыла милая седая дама.

«Здравствуй, мама, я вернулся», - хотел сказать Дылда, но слова застряли у него в горле. Он молча протянул маме газету и заплакал.

«Дорогой сыночек, – она сразу его узнала, - я всю жизнь тебя ждала!» - хотела сказать мама, но тоже не смогла и тоже заплакала, утирая слезы старой газетой.

Прибежала бабушка, они обнялись и долго стояли так втроем. Потом они вдруг заговорили все разом. Мама рассказывала о том, как скучала все это время бабушка, а бабушка – о том, как переживала мама.

Дылда сказал, что тоже очень скучал, и что у него есть кошка Шмыга, и можно ли ее сюда привести?

-                      Конечно, конечно, - сказали мама и бабушка, - приведи ее сюда, дорогой Филипп.

-                      Филипп? – переспросил Дылда, - значит, меня зовут Филиппом?

-                      А ты разве не знал? – удивились мама и бабушка.

-                      Нет, - ответил Филипп, - он уже начал привыкать к своему новому, то есть, хорошо забытому старому имени.

-                      Филипп Дылдинг, - сказала бабушка, - точно так же зовут…

В дверь позвонили.

-                      А вот и он, - улыбнулась мама, - мы назвали его в твою честь.

В комнату вошел Толстый Фил. Он недоуменно уставился на Филиппа Дылдинга, а потом захохотал, потирая руки от удовольствия:

-                      Сам пришел? – удивился Толстый Фил.

-                      Сам, сам, - подтвердили мама и бабушка, - умничка ты наша, сам нашелся, сообразил, - бабушка потрепала Филиппа за щеку.

-                      Я не знаю, что вы имеете в виду и чему вы радуетесь, но перед вами опасный преступник, вор Дылда, он же Джузеппе Марчелино, он же Мартин Эванс, он же Семен Сергеевич Воскобойников. Вы имеете право хранить молчание, все, что вы скажете, может быть использовано против вас… - затараторил Толстый Фил.

Бабушка всплеснула руками, а мама загородила собой вновь обретенного сына.

-                      Что ты, что ты, Филипп! Это же твой брат! – закричала мама.

-                      Не может быть, - пробормотал Филипп Дылдинг.

-                      Не может быть, - повторил Толстый Фил.

-                      Немедленно извинись, ты ошибся, - потребовала у Толстого Фила бабушка.

-                      Нет, бабушка, он не ошибся, я и правда вор, - признался Филипп.

-                      Какой позор! – снова всплеснула руками бабушка (бабушки вообще очень часто всплескивают руками).

-                      Какой стыд, мой брат оказался вором, - сказал Толстый Фил.

-                      Мы не должны его осуждать, - сказала мама. – У мальчика было несчастное детство, с тех пор, как он пропал, его окружали одни воры.

-                      Сначала одни, потом другие, - уточнил Филипп, - меня украли два раза.

-                      Тем более, - сказала мама, - перед ним просто не было достойного примера. А теперь он все осознал. Ведь правда?

-                      Ну, кажется, что-то такое… да… - промямлил Дылда.

-                      Вот и славно, тогда пойдемте чай пить, - сказала бабушка, - я пирог с рыбой испекла.

За столом два Филиппа Дылдинга поглядывали друг на друга с недоверием.

-                      А ты не убежишь? – спросил толстый.

-                      Нет, - сказал худой, - не для того я вас разыскивал, чтобы вот так убежать.

-                      Что же мы будем делать? – спросил  толстый. – Нам, полицейским, не положено распивать чай с преступниками.

-                      А ты посади меня в тюрьму, - сказал Дылда и засмеялся.

И мама засмеялась, и бабушка, и Толстый Фил:

-                      Это как же? Я – родного брата?  Да ведь это просто смешно!.. Хотя… Вообще-то, если учесть явку с повинной, чистосердечное признание и неоценимую помощь следствию, срок тебе дадут небольшой. Тем более, я слышал, что ты никогда не воровал денег.

-                      Да, это так, - скромно ответил Дылда.

 

10. ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Филипп Дылдинг, одетый в тюремную форму, сидел на тюремной кровати и смотрел на тюремные часы. Каждый день ровно в два ему приносили передачу. Сегодня к свертку было прикреплено короткое письмецо: «Дорогой Филипп, у нас для тебя новость. Шмыга родила трех хорошеньких рыжих котят. Как мы их назовем? Напиши ответ. Твой брат говорит, что совсем скоро тебя выпустят на свободу. Мы все тебя любим и очень скучаем». Он развернул сверток. Там был большой кусок пирога с рыбой и пара носков с аккуратнейшими заплаточками на пятках.

Филипп Дылдинг съел пирог, надел носки и улегся на тюремную кровать, задрав в потолок ноги. Он смотрел на свои заплатанные носки и думал, что не променяет их и на три дюжины новых. А котят надо назвать так: Джузеппе Марчелино, Мартин Эванс и Семен Сергеевич Воскобойников.

КОНЕЦ.